Иерусалим и его обитатели. Иерусалимские прогулки - Виленский Лев (Лейб) Вульфович

Я не зря упомянул в начале нашего повествования о хеврат-ломдим. Именно такого рода социальная ячейка заняла дома нового квартала Эвен-Исраэль, и были в ней евреи из Марокко и Йемена, Польши и Курдистана, Румынии и России. Вне всякой зависимости от страны исхода, эти богобоязненные люди сообща занимались исполнением самой большой заповеди – изучать и комментировать Тору, посвящая этому все время своей жизни, от того момента, когда мальчика учат алфавиту по медовому прянику, до того дня, когда потускнеют глаза под седыми бровями, и не будет более сил сидеть за скамьей в ешиве, вчитываясь и постигая смысл черных строк на пожелтевшей бумаге.

Имя квартала происходит из Торы, в книге Берешит (Бытие) в главе 49, строке 24 сказано (в пророчестве Яакова об Йосефе)

Но пребывал в силе его лук, и в золоте были руки его, – из рук Могучего Бога Яакова, оттуда он стал пастырем камня Исраэля (Эвен Исраэль на иврите – прим. автора).

Изначально в квартале было 53 дома – ибо числовое значение слова «эвен» – «камень» именно 53. Более того, есть связь между библейским Йосефом, сыном Яакова, и верой в Машиаха Бен-Йосефа (посланного Богом помазанника из рода Йосефа, который начнет собирать евреев с четырех концов земли перед приходом Машиаха Бен-Давида (из рода царя Давида), который совершит духовное и нравственное возрождение евреев). Интересно, что один из отцов-основателей квартала носил имя Йосеф. Йосеф Ривлин, самый самоотверженный и известный в то время инициатор еврейского заселения земель вокруг Иерусалима, свято верил в то, что своими действиями он, и его сотоварищи, приближают приход Машиаха. Йосеф Ривлин, которого на идиш называли «ребе Йосеф Дер Штетелех Мехер» (ребе Йосеф, градостроитель), являлся внуком известного рабби Ривлина из города Шклов, последователя Гаона ми-Вильно (Виленского Гаона), яркого носителя идеи возвращения евреев в Эрец Исраэль и расширения Иерусалима, как действия, необходимого для возрождения еврейского народа в Земле Израиля. Внук не посрамил славу своего деда. Благодаря его бешеной энергии и удивительному самопожертвованию, Иерусалим стал тем городом, который мы видим сегодня. При своей жизни раввин Ривлин написал множество стихотворений, вышедших отдельной книгой под названием «Завет отцов в буре пророка Элиягу». Он жил крайне бедно, будучи аскетом и бессребреником, все свои небольшие средства тратил на благотворительность. После его смерти в 1896 году, семья Ривлиных осталась без средств для существования и жила за счет общины. Именем раввина Ривлина названа улица в квартале Нахалат Шива, несмотря на то, что при жизни своей ребе Йосеф Дер Штетелех Мехер неоднократно указывал, чтобы этого ни в коем случае не случилось после его смерти.

Кроме раввина Ривлина, в квартале проживали такие известные иерусалимцы, как Давид Елин (один из отцов-основателей израильской педагогики), раввин Иехиэль Пинес – поэт и деятель религиозного сионистского движения, главный сефардский раввин Яаков Эльяшар.

Двор «Хеврат ломдим»

В этом же квартале возник первый в Иерусалиме жилой дом в три этажа, последний этаж которого обшили кровельным железом – для лучшей теплоизоляции и защиты от косо секущих зимних ливней. Этот дом стоит до сих пор.

И сегодня квартал Эвен Исраэль сохраняет то обаяние маленькой и тихой крепости, которое он получил при постройке. Сменились его жильцы. Никто, даже старожилы уже не помнят голосистую соседку-сваху, во всю мощь легких объявлявшей жителям квартала о свадьбах, обрезаниях, похоронах и других интересных новостях. Никто уже не берет воду из давно замурованного колодца. И только старые деревья помнят еще те события полуторавековой давности, когда группа евреев под руководством раввина Ривлина строила первые дома нового микрорайона на пустынных иудейских холмах, мечтая о расширении Иерусалима и приходе Машиаха. Да аккуратно построенный во дворе небольшой амфитеатр наполняется в праздники веселой детворой и взрослыми, наблюдающими за уличными артистами.

Впрочем, посмотрите сами.

Лютик азиатский в горах Иудеи

(1) Так сказал мне Г-сподь: пойди, купи себе льняной пояс и возложи его на чресла свои, но в воду не клади его. (2) И купил я пояс по слову Г-сподню, и возложил его на чресла свои.

(3) И было ко мне во второй раз слово Г-сподне сказано: (4) Возьми пояс, который ты купил, который на чреслах твоих, и встань, пойди к Перату и спрячь его там в расселине скалы. (5) И пошел я, и спрятал его у Перата, как повелел мне Г-сподь. (6) И было, спустя много дней сказал мне Г-сподь: встань, пойди к Перату и возьми оттуда пояс, который Я велел тебе там спрятать. (7) И пошел Я к Перату, выкопал и взял пояс из того места, где прятал его; и вот, пояс сгнил, стал ни на что не годен

(8) И было сказано мне слово Г-сподне: (9) Так сказал Г-сподь: вот так же сломлю Я надменность Йеуды и непомерную надменность Йерушалаима. (10) Этот негодный народ, что отказывается слушать слова Мои, что следует своеволию сердца своего и идет за чужими Б-гами, чтобы служить им и поклоняться им, да станет он таким же, как этот пояс, который ни на что не годен.

Иермиягу (Иеремия), гл.13, 1—10.

Место, где – по предположению историков и археологов – закопал Иермиягу-пророк свой льняной пояс, носит имя Эйн-Прат, источник Прат. Арабы называют это место Эйн-Фарра, в арабском топониме сохраняется древнее еврейское имя. Как в большинстве арабских топонимах Земли Израиля.

Впрочем, некоторые археологи, не нашедшие в этих краях ничего, что связывало бы их с Иермиягу, не согласны с такой трактовкой. Действительно, кроме остатков акведука времен Маккавеев, проводившего питьевую воду к дворцам ниже по течению, кроме развалин византийской мельницы и монастыря, да кроме действующего маленького монастыря Харитона, в этом удивительном месте вы сможете обнаружить лишь старую насосную станцию английской постройки, трубы британского водопровода, проржавевшие насквозь, и более – ничего.

Бассейн источника Эйн-Прат

Мы в Эйн-Прат, оазисе посреди жгучей и знойной Иудейской пустыни, в которую летом не сунется ни один, самый отчаянный, путешественник. Но здесь, где журчит маленькая и славная горная речка, да растут старые эвкалипты, фиговые деревья и две одиноких финиковых пальмы, прохладно и спокойно. Нахаль-Прат, речушка, берущая начало у восточного края иерусалимского района Неве-Яаков, сбегающая с высоты в 800 м над уровнем моря, принимает в себя здесь воды нескольких источников, из которых наиболее известны Эйн-Прат и Эйн-Тамар. Сейчас, в конце февраля, здесь прохладно, ручейки и речечки причудливо виляют среди огромных валунов, и вдоль их берега – усеянного пещерами всех размеров и видов – можно с удовольствием гулять, наблюдая за стаями рыб, за цветением красного азиатского лютика и фиолетового колокольчика – гадючьего лука, на иврите называемого намного приятней – «Кадан сеголь» – «Фиолетовый кувшинчик». Отчего-то настойчиво лезет в голову выученное еще в школе стихотворение незаслуженно позабытого Алексея Константиновича Толстого:

Вот уж снег последний в поле тает,

Теплый пар исходит от земли,

И кувшинчик синий расцветает,

И зовут друг-друга журавли…

Кувшинчик фиолетовый растет вперемежку с красным лютиком, с анемонами, с какими-то маленькими желтенькими цветочками… а в теплом воздухе ущелья Нахаль-Прат вокруг неторопливо и басовито жужжат пчелы, шершни и летают белые бабочки. В большом квадратном и глубоком бассейне Эйн-Тамар лениво плавают крупные рыбы, которым пытливый турист может отдать на растерзание свои ноги – всю лишнюю кожу эти добродушные рыбы объедят с задубевших от ходьбы пяток. А можно просто поплавать вместе с ними – только, замечу сразу, вода необычайно холодна.